— Давно ли она стала «эта Порция»? — ревниво перебила его Джин.
— Ах, нет, Джин, вы напрасно думаете, что у меня к Порции есть какие-то чувства… Единственное, что меня интересовало, так это ее отношения с моим отцом… Вы знаете, что они хотели пожениться?
— Я слышала об этом. А это соответствует действительности?
— Да… Но теперь… после смерти отца… вряд ли стоит говорить об этом. — Мне хотелось бы поговорить совсем о другом… О вас! Ведь это о вас, а совсем не о Порции я думаю все время…
— И во что это вылилось? — резко прервала его Джин. — В то, что вы стукнули и раздели меня…
— Но Джин, — теперь уже он перебил ее, — но это же абсурд! Я, который к вам так относится…
— Но ведь вам не терпелось услужить ВАШЕЙ Порции, а ей так хотелось иметь этот костюм…
— Ну, знаете, Джин… С вами невозможно разговаривать… А впрочем, я не могу сегодня на вас сердиться: после всего, что вы пережили вчера вечером… Да и вообще, я не в силах сердиться на вас. Я слишком…
— Ах, оставьте, — недовольно прервала его Джин, — как я могу вам верить после всего этого? Ведь вы сами две недели назад подарили мне свою красную кофту. Я сама распустила ее и вновь связала себе костюм. И что же дальше? Я вчера была там, и все гости единодушно восхищались моим костюмом… и мной. А на Порцию никто не обратил внимания. На Порцию, которая, между прочим, пришла именно с вами. И все время около вас крутилась…
— Но Джин, ради бога…
— Да, да! И что же вы сделали тогда? Потребовали у меня обратно эту чертову ткань! И это говорит о вашем хорошем ко мне отношении? Ну, знаете ли…
— Джин, последний раз прошу вас…
— Не трогайте меня больше! Я так обижена на вас, что хотела сегодня по почте отправить вам этот злосчастный костюм. Но, увы! Его теперь уже нет…
— Ради всего святого, Джин, выслушайте меня. Я все расскажу вам, только умоляю, не прерывайте меня больше. Да, я действительно виноват перед вами… Но совсем не так, как вы думаете…
Это было восемь лет назад, в Париже. Я встретил там Порцию, и, как мальчишка, опьяневший от этого «города любви», был очарован ею. Но наш роман длился всего неделю. Только одну неделю, клянусь вам! И после этого у нас с ней больше ни разу ничего не было. И меня интересовали только ее отношения с моим отцом… А сейчас меня интересует только смерть отца: я сам хочу все расследовать и найти убийцу. И я найду его! Вот поэтому, и только поэтому, я был вчера весь день с Порцией. Она что-то знает об этом убийстве, но упорно скрывает. Она была в гробнице, но зачем? Она не говорит. Но я все же узнаю.
Еще меня тревожит то, что отец был оскальпирован… А ведь это мог сделать только индеец. Но кто же из индейцев мог затаить на него такую злобу? И за что?.. Здесь все неясно. Да, вот еще. В полиции сказали, что в руке убитого отца были зажаты красные нити… И я подозреваю, что кто-то надевал мою красную кофту… ну, ту, которую я потом подарил вам… Когда-то давно эту красную кофту сделала мне из одеяла одна старая индианка, она была няней еще моей матери и, наверно, поэтому так любила меня. Я вспоминаю, что накануне убийства надевал эту кофту, когда играл в теннис, а потом оставил где-то на корте. После убийства кофта исчезла. Ее не было две недели. Полиция ее не видела и ничего не знала о ней. А через две недели кто-то вновь положил эту кофту на стул в моей комнате…
Джин, вы помните, как тогда вы впервые приехали ко мне?.. Я был так рад… Я просто не знал, как мне выразить эту радость… И тут как раз мне на глаза попалась эта кофта. Я был счастлив от возможности подарить ее вам. Ведь, кажется, она вам сразу же понравилась?.. Кто еще знал об этой роковой кофте? Мне кажется, что это мистер и миссис Бард. Возможно, именно они и сказали о ней репортерам, а те все раструбили в газетах…
— Ну, и что же вы теперь собираетесь делать? — спросила Джин, еще не окончательно сдавшись, но уже несколько потеплевшим голосом.
— Я хотел бы, чтобы вы, Джин, помогли мне в моем расследовании. А конкретно вот что: во-первых, есть ли у вас остатки этой ткани, она называется…
— Да, я знаю. Она называется «байетта». У меня осталось несколько кусочков… Раз вы так просите, я дам вам. Но зачем вам это?
— Я объясню позднее. Спасибо большое! Теперь второе. Я вас очень прошу никому не говорить, что эту красную ткань — байетту — дал вам я. Никому не рассказывайте, даже полиции… по крайней мере до тех пор, пока я не объясню вам все и не разрешу говорить. Вы обещаете мне это, Джин?
— Ну… я не знаю, я подумаю… Если вы так настаиваете…
— И третье, последнее. Миссис Бард сказала, что по вашей просьбе все бумажки, которые заполнили в тот вечер гости, она потом передала вам. Это правда?
— Да, эти бумажки у меня, но в них не оказалось ничего интересного. В них нет ничего, что могло бы служить ключом или хотя бы ниточкой…
— Дайте их мне, Джин. Очень прошу. Я потом верну их вам.
— Но зачем? Ведь я уже сказала, что в них нет ничего интересного.
— И все же, прошу вас, дайте мне их. Я попытаюсь еще раз… Может быть, мне повезет больше… К тому же у меня есть кое-какие подозрения и идеи…
Получив бумажки, а главное, убедившись, что Джин больше не относится к нему враждебно. Гай Керью ушел.
Мистер Бард, как обычно, работал в своей конторе, когда в кабинет вошла его секретарша — миловидная блондинка, но несколько развязная и вызывающе накрашенная. Она остановилась в дверях и, как бы дав возможность налюбоваться собой, после некоторой паузы, пожалуй, излишне театральной, сказала:
— К вам мистер Кремер… По-моему, он из полиции… Держится более чем решительно!